Menu 

Shakespeare. Комментарии к сонету 19

 

DEuouring time blunt thou the Lyons pawes,
And make the earth deuoure her owne sweet brood,
Plucke the keene teeth from the fierce Tygers yawes,
And burne the long liu’d Phaenix in her blood,
Make glad and sorry seasons as thou fleet’st,
And do what ere thou wilt swift-footed time
To the wide world and all her fading sweets:
But I forbid thee one most hainous crime,
O carue not with thy howers my loues faire brow,
Nor draw noe lines there with thine antique pen,
Him in thy course vntainted doe allow,
For beauties patterne to succeding men.
   Yet doe thy worst ould Time dispight thy wrong,
   My loue shall in my verse euer liue young.

Devouring time, blunt thou the Lion’s paws,
And make the earth devour her own sweet brood,
Pluck the keen teeth from the fierce Tiger’s jaws,
And burn the long-lived Phoenix in her blood,
Make glad and sorry seasons as thou fleet’st,
And do what e’er thou wilt, swift-footed time,
To the wide world and all her fading sweets,
But I forbid thee one most heinous crime:
O carve not with thy hours my love’s fair brow,
Nor draw no lines there with thine antique pen,
Him in thy course untainted do allow,
For beauty’s pattern to succeeding men.
    Yet do thy worst, old Time: despite thy wrong,
    My love shall in my verse ever live young.

Время - свидетель вещей - и ты, о завистница старость,         Все разрушаете вы; уязвленное времени зубом,             Уничтожаете все постепенною медленной смертью. (Овидий, Мет., XV 234-6)

Время – свидетель вещей – и ты, о завистница старость,
Все разрушаете вы; уязвленное времени зубом,
Уничтожаете все постепенною медленной смертью.
(Овидий, Мет., XV 234-6)

1 Devouring time. ДК   

2 «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Бытие 3:8).

4 burn Phoenix in her blood. – her blood, здесь (как и в 11.3-4) = brood (2), кровное потомство.

Об этой мифоптице см. Овидий, Метаморфозы, XV 391-408. Символическая двуполая птица Феникс сгорает в своем гнезде под мужским знаком, а единственный его/ее отпрыск рождается из пепла под знаком женским. Хотя Феникс в целом двуполый, все, что родит-творит само из себя, представляет собой женское начало, как-то земля, мир (7; 9.3-5), или душа. Если бы Феникс сгорел ‘в своем отпрыске’, то с ней исчез бы и символ бессмертия через периодическое самовоспроизведение, которым служит этот образ.

5 glad and sorry seasons – противоположные по знаку времена года (или любые иные периоды) в круговороте времени: синусоида жизни.

7 sweets – Ср. 8.2, 12.11.

9-10 O, carve not nor draw no lines. – Двойное отрицание – грамматическая норма того времени. ДК

11-12 ДК

• 2 brood ≈ 4 blood • 5 fleet’st ≈ 7 sweets • 13 wrong ≈ 14 young • ГК

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫE КОММЕНТАРИИ

1 • Devouring time 

  С пожелания для себя посмертной славы как действенного противостояния ‘всепожирающему времени’ начинается и новый шекспировский Юноша, ‘сын-солнце’ (714) – сочинение, посвященное любви. Это – первая любовная комедия Шекспира “Бесплодные усилия любви” (Loves Labours Lost):

Enter Ferdinand K. of Nauar, Berovvne,
Longauill, and Dumaine.

Ferdinand.

LET Fame, that all hunt after in their lyues,
Liue registred vpon our brazen Tombes,
And then grace vs, in the disgrace of death:
When spight of cormorant deuouring Time,
Th’endeuour of this present breath may buy[:]
That honour which shall bate his sythe’s keene edge,
And make vs heires of all eternitie.                   LLL 1.1 [F 1-7]

Входят Фердинанд, король Наварры, Бирон,
Лонгвиль и Дюмен.

Король

Пусть будет слава, наша цель при жизни,
В надгробьях наших жить, давая нам
Благообразье в безобразье смерти.
У времени прожорливого можно
Купить ценой усилий долгих честь,
Которая косу его притупит
И даст нам вечность целую в удел.      (Ю. Корнеев)

This present breath (5) – ‘здесь сказанное’ (18.13, 14), как будет ясно немного дальше, – это условия (письменного) договора на три года ‘академии’ духовного самосовершенствования и телесного поста ради достижения знаний, ‘недоступных для обыкновенного воображения (common sense)’. Речь идет о популярных во Франции XVI века философско-художественных академиях для узкого круга высшей знати.

9 • O carve not with thy hours my love’s fair brow
10 • Nor draw no lines there with thine antique pen

На первый взгляд, мы имеем дело с тавтологией, – ведь, как метафорическое обозначение морщин на челе, ‘вырезание’-carving на этом челе (9) тождественно ‘рисованию на нем линий’ (10). И только слово pen – гусиное перо, которое в XVI в. все еще было орудием письма*, – подсказывает, что речь идет о литературном лице-челепроизведения как копии (образа, подобия) чела Поэта, и о ‘линиях’ поэтических строк. Аналогично и ‘резьба’ служила поэтам того времени метафорой образотворчества и сюжетописания. Наш Поэт боится, что его образы и строки будут казаться чудными (antique) и восприниматься как уже устаревшие (antique) знаки времени – ‘старого Времени’ (old Time, 13), в т.ч. Античности.

*pen < L penna, ‘перо’. Античная книга имела вид свитка; его вкладывали в красный ящичек, окрашенный соком вакцинии; внешнюю сторону свитка смазывали душистым кедровым маслом, охраняя от червей; края свитка (‘чело’) заглаживали пемзой и затемняли; концы (‘рожки’) палочки, на которую наматывали свиток, украшали слоновой костью. См. элегию Овидия “Малый мой свиток” (Tristia, I.1)обращение к собственной книжке, с описанием ее внешности.

11 • Him in thy course untainted do allow
12 • For beauty’s pattern for succeeding men.

Кажется, придавая своему Юноше небесные черты, Поэт недаром боялся, что его ‘вечным строкам’ (18) не поверят в будущем (17): Время-пожиратель пожрало именно эти черты. Издатели “Сонетов” от 1640 (2-е изд.) по 1775 год включительно изымали сонеты 18 и 19, чем доказывали, что не все в этом Юноше ‘доросло до их времени’ (18.12) и что ‘следующие поколения мужчин’ (succeeding men, 12) не хотят принимать ‘егоhim’ (11) – любовь Поэта – как образец красоты, beautys pattern (12). Следующие поколения мужчин оставили немало следов на челе его Юноши: подгоняя его образ под понимание своего времени, они таки порисовали его красоту новыми перьями.

В первую очередь из Нового Времени полностью выпало “странное” (antique) антично-ренессансное понимание Эроса – Любви-как-Человека в расцвете ее непорочного совершенства – образа-подобия Любви-как-Царя вселенной. А со временем обыденное сознание вообще вытеснило из поля зрения духовный аспект Любви-Love, подменив его сексуально выраженным аспектом, Вожделением-Lust, который при неестественном (unkind) его употреблении становится аспектом полностью противоположного понятия – Нелюбви (ДК к 10.13).

 См. в “Венере и Адонисе”:

Call it not loue, for loue to heauen is fled,
Since sweating lust on earth vsurpt his name,          [ср. 129]
Vnder whose simple semblance he hath fed,
Vpon fresh beautie, blotting it with blame;
    VVhich the hot tyrant staines, & soone bereaues:
    As Caterpillers do the tender leaues.

Loue comforteth like sun-shine after raine,
But lusts effect is tempest after sunne,  
Loues gentle spring doth alwayes fresh remaine,    [cр. 1.10]
Lusts winter comes, ere sommer halfe be donne:
    Loue surfets not, lust like a glutton dies:
    Loue is all truth, lust full of forged lies.              (VA 793-804)

Любовь давно уже за облаками,
Владеет похоть потная землей
Под маскою любви – и перед нами
Вся прелесть блекнет, вянет, как зимой,
   Тиран ее пятнает и терзает:
   Как червь листы расцветшие глодает.

Любовь, как солнце после гроз, целит,
А похоть – ураган за ясным светом,
Любовь весной безудержно царит,
А похоти зима дохнет и летом…
   Любовь скромна, а похоть все сожрет,
   Любовь правдива, похоть нагло лжет.      (Б. Томашевский)

  Ср. в “Орхестре” (38.1-2) Джона Дейвиса:

…Venus the Mother of that bastard Loue
Which doth vsurpe the worlds great Marshals name…   

(…Венера, мать этого найдёныша, узурпировавшего имя мирового Маршала…)

Со сменой поколений Эроса полностью вытеснил Эрóт: украл имя.

Эросу как мужскому подобию (персонифицированной форме-идее и собственной любви, my love, и одновременно Любви всечеловеческой и вселенской: love, Loue-Ioue) наш Поэт отдавал предпочтение потому, что любовь эта, хоть и родившаяся ‘из женских глаз’ (ДК к 14), жила таки в его собственной, мужской, природе. Кроме того, поскольку в человеческой любви – сочетании Любви и Вожделения – он отдавал предпочтение Эросу перед Эротом так же, как лету перед зимой, дню перед ночью, солнцу перед звездами, он стремится увековечить словом лето, день, солнце (18). А лето и зима, день и ночь, солнце и луна, свет и мрак взаимно дополняются в диалектически естественной гармонии так же, как естественно вкладываются понятия ‘душа’ и ‘тело’, ‘мужчина и женщина’ в одно парное понятие ‘человек-man’, а пара ‘Господин-и-его-Госпожа’ (Master-and-his-Mistress) – в единое понятие ‘Любовь’ или в парное ‘человек-и-любовь’ – ‘Адонис-и-его-Венера’ или ‘Венера-и-ее-Адонис’*.

*Адонис (гебр.) = ‘господин’, Венера (лат.) = ‘любовь’.

В сонетах ‘продолжения рода’ Шекспир словом вылепил человека-man – телесную (словесную) человеческую оболочку, сквозь которую видится вдохновленная им же душа (‘моя любовь’). С тех пор его Юноша стал в его поэзии (в том числе и драматургической) жить двояко (17.13-14), как двояко живет каждый человек – телом и душой. С тех пор душевная любовь Поэта (1.5-6) живет в его Юноше двояко, как живет каждая любовь – в душе и теле, в человеке и в его (= ее) слове. Так же как двояко живет человек в русском слове человек и в английском слове man.

Поэтому творил Поэт своего Юношу в полном согласии с природой вещей, воплощая в нем то, что и делает эту природу вечноживой – Дух Жизни: любовь.