Menu 

Shakespeare. Комментарии к сонету 36

 

LEt me confesse that we two must be twaine,
Although our vndeuided loues are one:
So shall those blots that do with me remaine,
Without thy helpe , by me be borne alone.
In our two loues there is but one respect,
Though in our liues a seperable spight,
Which though it alter not loues sole effect,
Yet doth it steale sweet houres from loues delight,
I may not euer-more acknowledge thee,
Least my bewailed guilt should do thee shame,
Nor thou with publike kindnesse honour me,
Vnlesse thou take that honour from thy name:
   But doe not so,I loue thee in such sort,
   As thou being mine,mine is thy good report.

Let me confess that we two must be twain,
 Although our undivided loves are one:
 So shall those blots that do with me remain,
 Without thy help, by me be borne alone.
 In our two loves there is but one respect,
 Though in our lives a separable spite,
 Which though it alter not love’s sole effect,
 Yet doth it steal sweet hours from love’s delight.
 I may not ever-more acknowledge thee,
 Lest my bewailèd guilt should do thee shame,
 Nor thou with public kindness honour me,
 Unless thou take that honour from thy name:
    But do not so, I love thee in such sort,
   As thou being mine, mine is thy good report.

1 twain – двойня, двое, пара; be twain – распасться (надвое), разделиться. ДК

1-2 Специфическое развитие образа “в двух телах – одна душа” (22); здесь: одна любовь в ее двух образных ипостасях – духовной (подлинно человеческой) и плотской (человеческой и животной) или, в терминологии того времени, – небесной и земной.

Тициан, “Две любви” (1514)

Тициан, “Две любви” (1514)

Женщина (см. лицо) здесь одна. Нагая ее ипостась (богиня Венера) – это облик Души, где страстность (красный цвет) является преобладающей доминантой. Телесная ипостась женщины облачена в покой целомудрия (белый цвет), то есть в обычной земной жизни активна лишь одна – правая, ведущая – ее рука (красный цвет); и ведома эта рука ее же душевной – небесной, божественной – любовью (непорочной страстью).  То, чем питается Душа, ее земная рука претворяет, множа, в пищу для других – в  образцы естественной красоты (собранные цветы, листья) и искусства (саркофаг). Тициановская Женщина тождественна человеческой Душе (для поэтов-художников – Музе).  

2 Оur undivided loves are one = іn our two loves one respect (5)

Речь идет о единой (one, 2) любви, как она проявляется в жизни Поэта, отраженная в его поэтическом зеркале – Юноше (our two loves, 5). In our lives (6) – в реальной жизни Автора и в реальной жизни текста-Юноши. Поэт взялся прославлять единую (и единственно естественную человеческую) любовьнебесно-земную, но натолкнулся на сопротивление собственного подсознания (blots, 3-4) и традиционной мужской ментальности (spite, 6).

8 ДК

10 my bewailed guilt – ‘моя оплаканная вина’: оплаканная в 34.6, 13-14 и описанная в 35.13-14 как соучастие в твоей вине. ДК

12 thy name – см. 1.2; 31.1-3. Также см. 40.1-4.

11-12 ЧестьHonour – центральное понятие рыцарского кодекса, которое включало честность, достоинство, заслуги, добрую славу (14), неопозоренное имя, титул. ДК

14 thou being mine – ср. 20.14, 22, 31.

• 2 one ≈ 4 alone • ГК

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ КОММЕНТАРИИ

1 • we two must be twain

Вдохновляющая его любовь, которую Поэт, в порыве Вдохновения, воплощает в литературных образах – в парах влюбленных персонажей его пьес и поэм, – его собственная, поэтому он внес в эти образы реальную, земную правду (14). Но оказалось, что она не во всем тождественна правде истинной любви, true love (21.9), которую он стремится, воспевая, растить в молодых людях, и поэтому его тексты подвергаются кривотолкам (10, 12, 14; сонеты 3335). Отсюда решение Поэта отделить от друга-Юноши (тебя) собственную несовершенную, неблаговидную, более грубую ‘часть’ (3-4) – прежде всего свое собственное ироническое ‘я’: веселое и сексуальное. Так вот ‘‘Бесплодные усилия любви’’ (LLL) остались единственной любовной комедией, в которой остроумные аристократы и аристократки позволяют себе взаимные поддразнивания, а мужчины – смелые шутки (в дополненной версии 1598 года даже глумление). В дальнейшем функцию пересмешников и насмешников Шекспир полностью передал персонажам низшего социального статуса – преимущественно слугам аристократов, чем исправил ‘чувственный изъян’ своего благородного Юноши (35.8). ‘Чувственный изъян’, в частности, проявился в LLL в образе ‘чёрной  Розалины’ (избранницы протагониста Бирона) – судя по тому, какое скудное развитие нашел он в дальнейшем творчестве (“Ромео и Джульетта”, 1595, и  “Как вам это понравится”, 1599).  Ср. развитие образа “чёрной Женщины” во втором цикле сонетов, 127-153.

Кто читал больше шекспировских комедий, тот не мог не заметить спаренность (twain, twin) – не просто парность (two) персонажей. “Комедия ошибок” (CE) вся базируется на ошибках между двумя двойнями-twins: одна двойня – благородного происхождения, вторая – их слуги, причём все они родились одновременно. Каждый отдельный близнец-слуга является спаренным со своим господином-близнецом, и при внимательном чтении текста становится понятно, что одна половина в каждой паре ‘господин-слуга’ – реальная, а вторая – идеальная (как Санчо Панса и Дон Кихот). В конце один близнец-слуга так прямо и спрашивает другого: “Кто же из нас настоящий, а кто – дух (spirit)?” Подобное (раз)двоение – за статусами, за полом, за душевными состояниями (state в 29) – видим едва ли не во всех последующих комедиях.

8 • Yet doth it steal sweet hours from loves delight

До сих пор ‘отрадой любви’ – loves delight – было спонтанное излияние собственных мыслей и чувств на бумагу при воплощении их в выразителя Любви – благородного друга-Юношу, Master-and-his-Mistress. Чтобы избавить его от неподобающего (не слишком благородного) ‘чувственного изъяна’ и избегнуть новых кривотолков (34.12; изображены в LLL-1598 как глумление), нужно было поставить себе определенные рамки: I may not (9). Отсюда и идея самораздвоения, которая требовала бóльшей самодисциплины, изобретательности, работы над словом, что, конечно, уменьшало loves delight – наслаждение от этого пассионарного творчества (20.2; 52.11-12). Так прогорк для Поэта (3-4) его ‘сладкий’ Юноша, став ‘сладким вором’, который забирает всю сладость Любви ‘себе’ – that sweet thief that sourly robs from me (35.14).

10 • my bewailed guilt

В 35.6, 7, 9 виновником было ‘Солнце’ – ты, Любовь (thy trespass, thy amiss, thy sensual fault). Последними же строками сонета 35 Автор подсказывает, а здесь – заменой местоимения thy на my – указывает, что вина была общей, ибо ‘провинилась’ небом управляемая земная любовь с ее ‘чувственным изъяном’, а она одна: Автора.

  Ср. сказанное о Марке Антонии (“Антоний и Клеопатра”):

   Dol[abella]. And strange it is,
That Nature must compell vs to lament
Our most persisted deeds.
  Mec[enas]. His taints and Honours, wag’d equal with him.
   Dola[bella]. A Rarer spirit neuer
Did steere humanity: but you Gods will giue vs
Some faults to make vs men.             AC 5.1 [3143-9]

   Агриппа. Как это странно,
Что достиженье нашей высшей цели
Оплакивать природа нам велит.
   Меценат. Его достоинства и недостатки
Боролись в нем с успехом переменным.
   Агриппа. Он человеком был редчайших качеств;
Пороки же богами нам даны,
Чтоб сделать нас людьми, а не богами.            (М. Донской)

   Агриппа. И странно, что природа
Нас заставляет сожалеть о том,
Чего мы так упорно добивались.
   Меценат. И доблести, и недостатки в нем
Равнялися друг другу.
    Агриппа. Не бывало
Властителя, что качествами духа
Превосходил Антония; но боги
Известные дают нам недостатки,
Чтоб мы людьми остались.            (Д. Михаловский)

   Агриппа. Как странно, что природа
Нас вынуждает горевать о том,
Чьего конца мы яро добивались.
   Меценат. В нем были равно смешаны порок
И доблесть.
   Агриппа. Редкостнее, выше духом
На свете не было владык. Но боги
Изъянов добавляют в наш состав,
Чтоб знали мы, что мы всего лишь люди.            (О. Сорока)

11 • Nor thou with public kindness honour me, 
12 • Unlesse thou take that honour from thy name.

Имя Юноши-Любви – ROSE – должно было быть красивым, высоким, светлым, честным и чистым (fairest, 1.1), как сама истинная любовь – true love, Love; поэтому носителями этой Любви, true lovers, в шекспировских комедиях были (и остались) молодые дворяне и аристократы. Неблаговидного поступка благородный человек не может приветствовать – тем более на людях (public kindness), – иначе теряется критерий благородства. Отныне носителями неблагородной любви в шекспировских комедиях стали либо люди, которые не имели никаких титулов в качестве дополнения к имени, или же те шляхтичи, аристократы и даже короли, которые терпели в ней поучительное фиаско.