Shakespeare. Комментарии к сонету 62
|
SInne of selfe-loue possesseth al mine eie, |
Sin of self-love possesseth all mine eye, |
1 all mine eye – зрение внешнее и внутреннее (ДК к 20.5)
2 all my every part – См. parts в ДК к 8, 39 и других сонетах; также см. “части Человека” в сцене из “Первой части Генриха Шестого” (2.3), в Дополнении 1: The whole Frame of Humanity.
4 It is so grounded inward in my heart – См. heart в контексте 53.14 и 46.10. Если образ “тела”, в сердце которого обосновался ‘грех самолюбия’ (sin of self–love, 1), кто-то готов трактовать как метафору чрезмерного рдения об удовлетворении собственных телесных потребностей, то такое самолюбие, согласно ренессансной логике, гнездится где угодно, только не в сердце.
5-6 – антитеза к 9-10. Противопоставление себя увиденного как в строках 5-6, себе увиденному как в строках 9-10, следует понимать как противопоставление воображаемого – действительному. ДК
8 all other – см. others в 61.14
9-10 beated [= beaten]; tanned antiquity – потемневшая (от времени) старина. См. многочисленные ссылки на Гомера, Овидия, Горация – вообще на античную мифологию – в этом сонетарии, во всех шекспировских поэмах и пьесах. Ср. содержание сонета 19. См. 5-6 и ДК.
13-14 См. ДК к 5-6 versus 9-10, ниже. Ср. 22.1-2, 39.1-2, 63.1-4.
• 1 mine eie ≈ 3 remedie • ГК
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ КОММЕНТАРИЙ
5-6 • Me thinks no face so gracious is as mine… См. ‘лицо поэта’ Чарлза Самого-Лучшего: ДК к 56.9-12♥
versus
9-10 • But when my glass shows me my self indeed
Beated and chopped with tanned antiquity
Оригинальное my self (9) – это не форма личного местоимения I (меня = myself), а притяжательное местоимение my + существительное self: моё ‘я’ (ГК). Противопоставление себя, виденного таким, как это описано в строках 5-6, с одной стороны, и в строках 9-10, с другой, следует понимать как противопоставление воображаемого – действительному: ‘me thinks’ vs. ‘indeed’. Если зеркало, my glass, которое отражает эту действительность в 9-10, есть зеркало физическое (им также является физический глаз), то в физическом зеркале не отражаются вещи воображаемые – тем более понятия, такие как душа (all my soul, 2) или правда-истина (truth, 6). Другое дело, если этим зеркалом является мое Слово – зеркало моих текстов, в частности, играемых актерами на сцене:
|
Sute the action to the word, the word to the action, with this speciall obseruance, that you ore-steppe not the modestie of nature: For any thing so ore-doone, is from the purpose of playing, whose end both at the first, and nowe, was and is, to holde as twere the Mirrour vp to nature, to shew vertue her feature; scorne her own Image, and the very age and body of the time his forme and pressure. |
Сообразуйте действие с речью, речь с действием; причем особенно наблюдайте, чтобы не переступать просторы природы; ибо все, что так преувеличено, противно назначению лицедейства, чья цель, как прежде, так и теперь была и есть – держать как бы зеркало перед природой: являть добродетели ее же черты, спеси – ее же облик, а всякому веку и сословию – его подобие и отпечаток. |
| Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите, следуя движениям, с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ естественности. Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик. (Пер. Б.Пастернака) |
В действительности же (indeed, 9), если присмотреться, зеркало его искусства, показывая ‘всякому веку… его подобие и отпечаток’, отражает то же самое, что отражали своими писаниями ‘умы былых дней’ (the wits of former days, 59): ДК к 59, 60, 61. Недаром перо Шекспира – ‘ученик Времени’ (16.10), и недаром век Шекспира – my age (14), – с его обновленным видением красоты и ценности Человека (the beauty of thy days, 14) как одного из чудес природы (60) – позже назвали Возрождением ‘потемневшей древности’, tanned antiquity (10).
Всеми своими внешними и внутренними чертами (формами и качествами: all my every part, 2) творческое ‘я’-self Поэта обязано как Поэтам прошлых лет (59–61), от коих он учится мудрости, сам старея умом, так и собственному юношескому горению. Он горит творчеством, вкладывая в него всю душу (all my soul, 2) и воспевая в нем (praise, 13) ее, души, лучшую часть – пылкую и чистую Юность – ее Eros–Rose (1, 15-16, 19, 22, 39, 54). Опираясь ее угасанию (“старению Юноши”) в себе и в людях (мужчинах и женщинах), Поэт пестует зримую красоту человеческой Юности – в той зримости, которую дает Слово.
См. далее, сонет 63 ♦♦