Shakespeare. Комментарии к сонету 68
THus is his cheeke the map of daies out-worne, |
Thus is his cheek the map of days out-worn, |
♦♦ Продолжение сонета 67.
1 Thus is his cheek… – См. his cheek в 67.5. ДК
1-2 his cheek the map of days out-worn – Ср. my self … beated and chopped with tanned antiquity (62.9-10, 13-14); I am now with time’s injurious hand… o’er-worn (63.1-2).
Географическая карта действительно может быть историческим (символическим) документом (of days out–worn) и действительно имеет вид ‘иссеченный, битый’ (beated and chopped) – как в 62. Странный образ ‘битого и иссеченного потемневшей стариной’ (не ‘старостью’-age!) ‘лица в моем зеркале’ (62), который одинаково характеризирует лицо и мое (62, 63) и его (68), показывает, что:
(1) лицо это текстуальное (ДК к 3.1, 62, 63.1-2);
(2) сонеты 62-68 состоят в единой смыслообразующей связке;
(3) он = я + ты сонета 62. ДК
3 these bastard signs of fair = 5-8. ДК
9-10 In him those holy antique hours are seen. ДК к 1-2.
10 it self = its self, здесь: как есть (ГК I.5)
11 summer = жизнь (2, 5, 18; ДК к 3.10) = green. Зелень – естественный цвет растительного земного мира и прибрежных морских вод, символический – естественной жизни человека, поры его юности, и геральдический – планеты Венеры: цвет Любви (ДК к 20.7).
12 = 5-8
13-14 Nature versus false Art = 67.13-14. ДК
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ КОММЕНТАРИИ
1 • Thus is his cheek the map of days out-worn,
2 • When beauty lived and died as flowers do now
9 • In him those holy antique hours are seen
10 • Without all ornament, it self and true
Красота живых цветов естественным образом живет (растет) и умирает вместе с цветами (5; 15; 54). Таким же естественным же образом умерла преждевременно, так и не расцветши, душевная красота Адониса или Ричарда Плантагенета, источенная еще в бутоне (1.11) ‘болезнью’-canker – неблагоприятными для ее расцвета намереньями и представлениями ее ‘сознательного я’. Так же, по аналогии, должна была бы жить естественная красота художественного слова, естественно обновляясь (растя: 11.1-2, 18.12, 32.10) в каждой новой поэзии, в каждом новом поэте и поколении поэтов. (Ср. ДК к 55.1: строки Горация 7-8 и 19.9-12) Истинно глубокое разумение и целесообразное употребление нашим Поэтом античной образности как метафорики духовного бытия дало ему основания видеть свое словесное лицо ‘иссеченным, битым стариной’ (62–63). Его тексты – это указатель, справочник: ‘карта-образец минувших дней’ (1) – того ‘святого времени’ (9), когда метафоры, образы, символы служили в текстах не искусственными украшениями, а естественным средством сущностного выражения невыразимых иначе вещей – естественными носителями (давней) мудрости духовного мира.
Естественным же образом, красота такого слововыражения живет в определенном исторично-языковом поколении и умирает, как умирают цветы, чтобы так же естественно произрасти и расцвести – в новом слове нового гениального поэта – ‘настоящей Розой красоты’ (67.8 vs. 1.2).
Других таких гениев, как певец любви Овидий, – после Овидия и до своего поколения, до которого дожила Овидиева любовь, – наш Поэт, по-видимому, не знал. Кроме себя самого – точнее, кроме собственных текстов: его Розы (67.8). Ср. снова 19.9-10:
O carve not with thy hours my love’s fair brow, Nor draw no lines there with thine antique pen, Him in thy course untainted do allow, For beauty’s pattern to succeeding men. |
См. образ старого ученого английского мага (Роджера Бэкона) в сцене 11 из анонимной пьесы под условным названием “Джон из Бордо” (John of Bordeaux, рукопись, ca 1591/1594). |
3-4 • Before these bastard signs of fair were born,
Or durst inhabit on a living brow
5 • the golden tresses of the dead
7-8 • To live a second life on second head
Ere beauty’s dead fleece made another gay
Выступление против ‘бастардных признаков (светлой) красоты’, описанных в 5-8, выглядит как филиппика против ношения светлых париков тогдашними женщинами. Но волос для париков не состригали с трупов (5, 8), да и мужчины в XVI ст. ни париков (еще) не носили, ни косметики не употребляли (ДК к 67.5), поэтому восхваление Юноши как образца (the map) естественной красоты в противовес искусственным женским украшениям само было бы неестественным, немотивированно аффектированным преувеличением (17). Тем более при ссылке на ‘святые давние времена’ (1, 9) и при выходе на универсалию ‘Природа versus фальшивое Искусство’, которой оканчивается эта пара сонетов. Ср. 127.
Если же перевести взгляд на литературу, где ‘пастухами’ и ‘пастушками’ звали поэтов и поэтесс, то вся красивая содержательная метафорика, ‘настриженная’ с давних поэтических текстов, и будет тем ‘мертвым руном красоты’ (beauty’s dead fleece, 8), которым современные Шекспиру литераторы щедро – но, увы, часто бессодержательно – украшали свои поэтические головы. Настолько щедро, что позднейшие исследователи его эпохи однозначно назвали ее Ренессансом – Возрождением Античности.
Происхождение Минервы – античной эмблемы мудрости – может объяснить распространенную во время Возрождения моду на описание покрова головы (волос, бороды) как способ характеристики ума обладателя этой головы.
‘Златые косы мертвых, принадлежащие гробницам’ (5-6) – наивысшее проявление (женской) мудрости, хотя в этом ее проявлении давно устарелой. ‘Золотое руно Колхиды’ – тоже метафора кодекса древнего естествознания – времен эры Овна. Ср. под этим углом зрения образную характеристику Порции – главной героини “Венецианского купца” (The Merchant of Venice), владелицы имения Бельмонт (= фр. ‘Красивой горы’, с контекстуальной аллюзией на Англию) (ср. также 33.9-10):
Bassanio. …her sunny locks |
Бассанио. … А солнечные кудри |
Бассанио. …как солнце, блещут кудри, |
Бассанио. Ведь солнечные локоны ее |
Изысканный парик из ‘мертвого руна’ носил тогдашний мэтр поэзии Спенсер: он писал умно и красиво, но и некрасиво – нарочно архаизированным языком и в архаичных жанрах. Спенсер был изящный поэт, но, видимо, разминулся со своим основным призванием: владеть не умами – сердцами. (70.14)
13 • And him as for a map doth Nature store,
14 • To show false Art what beauty was of yore.
Это – вариант двустишия, которым заканчивался предыдущий сонет 67. Противопоставление Природы фальшивому (= искусственному) Искусству предусматривает существование Искусства естественного, природного, прирожденного – настоящего, истинного: ‘true Art’. Образцом (the map) истинного Искусства и служит Природе любовное творчество Шекспира. Одним из воплощений любви нашего Поэта является пьеса “Зимняя сказка” (The Winter’s Tale), а представленный ниже отрывок – как бы разверткой сонета 68 и в то же время образцом Природной красоты Искусства поэтического мышления и письма:
Perdita. … Reuerend Sirs, |
Пердита. Вот розмарин и рута* – |
УТРАТА. … Это вам, |
Пердита. …это рута |
Утрата. Прошу покорно, сударь. … |
Природы незаконными детьми. |
См. образ искусственной поэтической прививки с целью улучшения рода в 15.14, в 37.8 и во всей совокупности адресованных сонетов.
♣ Из предисловия составителей Шекспировского Фолио-1623:
«…who, as he was a happy imitator of nature, was a most gentle expresser of it».
“…кто, будучи удачным имитатором природы, был ее весьма благородным выразителем.”
♣ Из рекомендательного стиха (commendatory verse) Бена Джонсона в том же Фолио:
Nature herself was proud of his designs, |
Сама Природа гордилась его замыслами |